1945 год изменил лицо мира, нарушил привычное течение судеб многих народов. Общая угроза сблизила их, отодвинула на второй план прежнюю вражду и борьбу государственных самолюбий. Даже во времена «холодной войны» и атомного психоза не удалось совсем похоронить рожденную после окончания второй мировой войны идею мирового единства, которую в 80-е гг. назвали идеей Общего Дома. Для народов Советского Союза, вопреки этой тенденции, события развивались более драматично: едва открыв «окно в Европу», руководители страны поспешили опустить «железный занавес», обрекая их на годы изоляции и несвободы. Нашим соотечественникам оставалось только догадываться, что действительно происходило в мире, и удивляться тому, что недавно поверженный противник быстро вставал на ноги, налаживая крепкую жизнь, в то время как победителей по-прежнему держали на полуголодном рационе, оправдывая все трудности ссылкой на последствия войны.
Победа над фашизмом предоставила России возможность выбора — развиваться вместе с цивилизованным миром или продолжать искать свой, социалистический путь. «Сейчас нет мучительнее вопроса, чем вопрос о свободе в России, — писал в 1945 г. русский философ в эмиграции Г. П. Федотов. — Не в том, конечно, смысле, существует ли она в СССР, — об этом могут задумываться только иностранцы, и то слишком невежественные. Но в том, возможно ли ее возрождение там после победоносной войны...»
Задаваясь вопросом «Возможно ли?», ни Федотов, ни другие трезвомыслящие умы внутри страны и за ее пределами не давали на него однозначного ответа; они полагали, что у России появился шанс демократического выбора.
Демократические традиции в СССР были очень слабы, но война дала ему возможность учиться на опыте демократических государств Европы и Америки. Люди увидели мир собственными глазами, смотрели и сравнивали. Миф советской пропаганды — о безоговорочных преимуществах социализма перед капитализмом — уже не был столь очевидным и нуждался в новых аргументах.
Таким аргументом стала победа в Великой Отечественной войне, которая подняла на небывалую высоту международный престиж Советского Союза и — в чем и заключался трагический парадокс — авторитет режима внутри страны (см. Тоталитарный резким в СССР). «Опьяненные победой, зазнавшиеся, — писал Ф. Абрамов, — мы решили, что наша система идеальная ... и не только не стали улучшать ее, а, наоборот, стали еще больше догматизировать». Даже те, кто еще в 30-е гг. понял сущность сталинского режима (см. Массовые политические репрессии в СССР в 30-х — начале 50-х гг.), после победы готовы были «простить» Сталину и террор, и коллективизацию, и катастрофу первых месяцев войны и надеялись, что жизнь в стране будет меняться к лучшему. Понятие «лучшая жизнь» различными слоями населения воспринималось по-разному. Интеллигенция и студенчество надеялись на известную либерализацию режима, на свободу творчества, слова, на развитие контактов с Западом. Крестьяне ожидали роспуска колхозов, депортированные народы — возвращения в родные места. Советское общество жило в этом ожидании перемен, но оно не было готово бороться за них. Мир на тот момент был высшей ценностью, исключающей какое-либо противостояние между обществом и властью. Не случайно известная русская приговорка «только бы не было войны» для нескольких поколений советских граждан формировала реальную шкалу ценностей.
В результате войны изменилось не только советское общество. Государство тоже не осталось неизменным, оно получило как бы новый международный статус. Главным итогом войны для СССР как государства стало принципиальное изменение геополитического положения страны. В результате территориальных приобретений на западе (Прибалтика, Западная Украина и Западная Белоруссия) и на востоке (Южный Сахалин и Курильские острова) СССР географически приблизился к границам Российской империи начала 20 в. Такое возвращение имело не только и даже не столько географический смысл: одновременно оно означало и возврат к имперской идеологии. Она стала определять внешнюю и внутреннюю политику советских лидеров, и прежде всего И. В. Сталина.
Главные усилия Сталина были направлены на то, чтобы сохранить и укрепить позиции, завоеванные в 1945 г. Речь шла не только о сохранении и освоении новых территорий, но и об укреплении позиций СССР в странах Восточной Европы, попавших в сферу советского влияния. Известный принцип «Разделяй и властвуй!» наглядно проявил себя в политике Москвы, играющей на разногласиях внутри руководства восточноевропейских стран и добивающейся (или не добивающейся, как в случае с Югославией) замены «непослушных» Сталину лидеров.
Советское руководство стремилось соответствовать статусу мировой державы, что повлияло на выбор приоритетов во внешней политике, оказало свое воздействие и на политику внутри страны. Политика территориальной и политической экспансии исключала развитие процессов какой бы то ни было либерализации внутри политического курса. Кроме того, в результате подобной внешней политики был существенно ограничен объем социальных программ для населения. Вопреки ожиданиям людей главные средства были направлены не на улучшение условий жизни народа, а на развитие военно-промышленного комплекса, который обеспечивал позиции СССР в начавшемся соревновании с США за мировое первенство. Структура экономики была существенно деформирована.
Одновременно с усилением роли военно-промышленного комплекса происходили изменения в общественной атмосфере. Жизнь в стране мало менялась к лучшему, по-прежнему не хватало самого необходимого: продуктов питания, одежды, обуви. Голод 1946 г., охвативший районы Центральной России, Поволжья, Украины и Молдавии, унес жизни по крайней мере 1 млн. человек, а последствия его продолжали сказываться и несколько лет спустя. У людей постепенно росло недовольство политикой властей, хотя в народном сознании власть, как правило, разделялась на «плохое районное начальство» и «мудрого Сталина», которого «обманывают» нерадивые начальники. Образованные слои общества оценивали ситуацию более трезво, а в студенческой среде, настроенной наиболее критически, зарождался прообраз оппозиционного течения. Власти поспешили блокировать развитие подобных тенденций. Сталин вновь вернулся к политике репрессий. По данным МВД, за так называемые контрреволюционные преступления были осуждены в 1947 г. 78 тыс. человек, в 1948 — 73 тыс., в 1949 г. — 75 тыс. В течение двух лет (1948 — 1949) осужденные не приговаривались к смертной казни, она как высшая мера наказания была отменена; зато увеличились сроки заключения — с 10 до 25 лет. Репрессивная практика не пошла по пути больших показательных процессов, как в 30-е гг., и это не случайно.
Политических противников такого уровня, как раньше, у Сталина теперь не было. Власть вождя упрочилась, а значит, была способна бороться с оппозицией, не дожидаясь ее развития и организованного оформления. Главное место отводилось идеологическим кампаниям, призванным играть «воспитательную» роль и бороться с общественным инакомыслием, в каких бы формах оно ни выступало. Основными объектами идеологического воздействия стали интеллигенция и студенчество. «Воспитательная» линия в отношении интеллигенции была намечена еще в августе 1946 г. постановлением ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», а затем продолжена в ходе так называемых «творческих дискуссий». С 1947 по 1951 г. они прошли по проблемам философии, биологии, языкознания, политэкономии. В результате под категорию лженаук попали кибернетика, психоанализ., волновая механика и другие приоритетные направления научных исследований в различных отраслях знаний. Практически была разгромлена перспективная отечественная школа генетики, и в биологической науке на долгие годы утвердился диктат академика Т. Д. Лысенко.
Сталинский режим умело играл человеческими эмоциями, направляя их в нужное русло (например, на поиск очередных «врагов народа»). Он использовал искренний энтузиазм людей послевоенных лет в собственных целях, спекулируя на народном терпении и откладывая принятие решений, которые могли бы принципиально изменить условия жизни большинства населения. Однако ничего не делать в этом направлении тоже было нельзя. Свидетельство тому — отмена карточек, проведение денежной реформы, снижения цен. Ежегодные снижения цен, проводившиеся с 1947 по 1954 г., были очень популярны в народе, хотя их экономическая эффективность до сих пор находится под вопросом.
На поддержание энтузиазма и демонстрацию могущества государства был рассчитан проект «великих строек коммунизма», таких, как гидроэлектростанции на Дону и Волге, Туркменский канал, объекты индустрии. Сооружение подобных гигантов потребовало огромных государственных затрат, где единственной статьей «экономии» была дешевизна рабочей силы: они возводились главным образом руками заключенных. В этом смысле «великие стройки коммунизма» — своеобразный символ эпохи, соединившей в себе величие и нищету, благородство самопожертвования и откровенные преступления.
Главная